В 90-е Лазареву пришлось немало пообщаться с такого рода чиновниками, выбивая всевозможные разрешения и лицензии. С тех пор они так и не научились грамотно говорить, носить костюмы и приносить пользу, но вот что они точно научились, так это разбираться в дорогих спиртных напитках. На столе на синей ножке стояла оригинальная, слегка початая бутылка коньяка «Martell L'Art». «Не меньше 3–4 тысяч евро за бутылочку, а по московским ценам — наверняка больше», — мысленно отметил разведчик.
Научились нынешние чиновники, в 90-е хлеставшие любой напиток из граненого стакана, разбираться и в посуде, которая для соответствующих напитков предназначена: раз уж коньяк, значит, шарообразный бокальчик на короткой ножке. Правда, и Лазарев с 90-х изменился. Тогда он не смел особо перечить высокому начальству по поводу выбора напитков и, хоть терпеть не мог коньяк, давился и пил. Теперь же он с досадой пожал плечами и пояснил, что коньяки не пьет.
— И правильно, — пробасил префект. — Мы в России должны пить наш исконный напиток!
Служка тут же извлек из бара бутылку водки «Hoffman».
— Ничего, что водка немецкая будет? — извиняющимся голосом уточнил Рудольф.
Лазарев удивленно поднял брови — он впервые услышал, что «Hoffman» является «немецким брендом». Даже вспомнил, как пил эту водочку с владельцем данного бренда, депутатом Госдумы Яшей Гофманом. Но переубеждать Рудольфа Михайловича не стал — немецкая так немецкая. Тут же с подносами забегала пышнотелая Людмила, на столе появились типичные закуски «под коньячок» — бутерброды с сырами, лимончики, всевозможные нарезки. Почувствовав их запах, Лазарев вспомнил, до чего же он голоден. Он представил, как после первой же рюмки его потянет в сон — лишь бы не раззеваться прямо тут.
— Ну, за Россию-матушку, — префект важно произнес первый тост, вынудив всех присутствующих подняться за ним. — Мы, слуги народа, должны всегда помнить, кому мы служим и ради кого вершим наш труд…
Он хотел сказать что-то еще, но то ли забыл, то ли патриотизм момента вызвал душевное волнение, но префект тут же осушил коньячную рюмку «немецкой» водки и закусил сыром с бутерброда. Лазарев обратил внимание на слезу, выступившую на глазах Рудольфа.
— А что это только я тосты говорю? — ворчливо сказал префект, хотя с момента первого тоста не прошло и минуты. — Ну-ка, Рудольф Михайлович, скажи что-нибудь эдакое. Ты у нас мастер!
Рудольфа уговаривать не пришлось, он тут же подскочил как ошпаренный и начал тараторить:
— Вот вы, Валерий Николаевич, все правильно (впрочем, как и всегда) сказали о нас, о слугах народа, — подобострастно сказал загорелый начальник департамента. — Мы, чиновники, всегда должны…
— Ну, что-ооооо это такое? — выпятив нижнюю губу, недовольно поморщился префект, заставив загорелого Рудольфа слегка побледнеть. — Ну, что это за слово такое: «чинооооовник», «чинуууууууша»! Терпеть не могу этого слова! Мы — государственные служащие, это звучит гордо и наполняет нас совсем другим смыслом!
— Да-да, конечно, — залебезил моментально «наполнившийся совсем другим смыслом» Рудольф. — Конечно, мы все государевы люди. Извините, Валерий Николаевич, это я, конечно, ошибся. Конечно, мы государственники, веками служим царю и Отечеству. Вот поэтому и предлагаю выпить за царя и Отечество.
Пришлось снова вставать. Лазарев понял, что если сейчас данный процесс пустить на самотек, то ни на какой самолет он уже не успевает. Посему он быстро перехватил инициативу, произнес изящный «третий» тост за «отсутствующих здесь дам» (не за разведку же ему было пить) и быстренько спустил «государевых людей» с патриотических небес на грешную землю, предлагая обсудить в принципе размер его «взаимовспомоществования» в обмен на указанные услуги по нагибанию «многочисленных соответствующих инстанций». Сошлись на детских площадках и на том, что детали Рудольф обсудит с московскими подчиненными Лазарева. В принципе миссия Владимира была выполнена, и он начал всячески демонстрировать «слугам народа» свое стремление немедленно попасть в Шереметьево.
Раздобревший префект вальяжно начал уговаривать гостя не торопиться: «Мы вам дадим нашего Шумахера с мигалкой — домчитесь за 20 минут». Лазарева никак не радовала перспектива ехать под мигалками — не очень вписывалось в саму концепцию конспиративной работы разведчика. Тем более что он знал: Анжела заменит любую мигалку. Поэтому он все-таки настоял на «коне в морду».
— Ну что ж, дорогой гость, — префект уже совсем рассупонил явно ненавистный ему галстук. — Если будут какие-то проблемы с чинушами в моем округе, если кто будет вымогать, сразу обращайтесь. Всегда милости просим. И давайте в следующий раз не проездом, посидим где-нибудь, попаримся. Кстати, вы в Америке бываете? Вот можете заезжать к Рудольфу Михайловичу, у него там большое ранчо в штате Невада.
— Большое что, простите? — Лазарев не стал скрывать удивления.
— Ранчо, — любезно уточнил Рудольф, поясняя происхождение своего загара и голливудской улыбки. — Лошадей, знаете ли, люблю. Почти три тысячи акров. Так что окажетесь в наших краях — милости просим, примут по высшему разряду…
Перед тем как сесть в «мерс» Анжелы, Лазарев смачно сплюнул. Он не мог понять, от чего его подташнивало — от «немецкой» водки на голодный желудок или от беседы. Анжела сочувственно глянула на своего «любовника».
— Что? Сильно достали?
— Да бог с ними, — махнул рукой Лазарев, давая понять, что гнать надо очень быстро, но затем все-таки несколько раз повторил: — Слуги народа… Государевы люди… Ранчо… Невада…